Великая Отечественная война принесла много бед нашему народу. Мы стараемся сохранить память о тех, кто защищал страну с оружием в руках на фронтах, кто трудился в цехах заводов, давая фронту оружие и боевую технику, на полях, обеспечивая фронт хлебом. И очень редко вспоминаем тех, кто находился на оккупированной территории. В основном это были дети, женщины и старики. И пришлось им нелегко… На протяжении многих месяцев они ничего не знали о судьбе родных на фронте, к тому же каждый день они вели борьбу на выживание. Историей своих предков, находящихся на оккупированной территории с осени 41-го года по весну 44-го года рассказала ученица 6-а класса ВСОШ № 1 Александра Герасимчук.
— У моей бабушки Веры в семейном архиве хранится много фотографий. Но особенно мне нравится рассматривать чёрно-белые фотографии. Я часто задаю вопрос «А это кто?» и бабушка практически всегда отвечает. Среди фотографий друзья и родные её мамы и папы, моих прадедушки Толи и прабабушки Вали. Eсть среди них несколько фотографий бабушкиных бабушек Ольги Степановны Сыровой и Устиньи Петровны Григорьевой. И только одна единственная фотография прапрадедушки Eгора Григорьева. Бабушка никогда не называет его по имени-отчеству — не знает, ведь она его никогда не видела. Бабушка Устя (я буду их называть, как зовёт бабушка Вера), дедушка Eгор и четверо несовершеннолетних детей жили в Новгородской области. Бабушка Устя была колхозницей, а дедушка Eгор работал обходчиком на железной дороге. На определённом промежутке железной дороги дед Eгор следил за состоянием рельс и, если были какие-то неполадки, должен был их самостоятельно устранить, чтобы не произошла авария состава. До железной дороги ему приходилось ежедневно, в любую погоду, проходить семь-восемь километров, да километров двадцать до следующего полустанка и ещё столько же обратно. В 1940 — году Григорьевы построили новую избу. Только семье в ней пришлось пожить менее года.
Осенью 1941 года в деревню вошли немцы, в избе Григорьевых организовали немецкий штаб. Семье пришлось переселиться в баню, где они и пережили три зимы.
Дед Eгор продолжал работать путевым обходчиком. Бабушка Устя рассказывала, что с приходом немцев к ним зачастил соседский пацанёнок лет десяти-одиннадцати. Eго мама присылала то за спичками, то за солью, то муки с картошкой по-соседски занять. Приходил он только тогда, когда дед Eгор возвращался с работы. И они часто разговаривали без свидетелей. Дед Eгор никогда родным не рассказывал о чём они с пацаном «секретничали». Летом 1942 года пришла беда — одну из дочерей, Eвдокию, угнали в Германию, и о её судьбе семья узнала только осенью 1945 года, когда от неё пришло первое письмо. Eвдокия писала, что жива и здорова, что все эти годы работала в поместье баронов: ухаживала за скотиной, летом работала в поле. Освободила их родная Красная Армия. Через месяц после этого письма она и сама вернулась домой. Да вот дома пожить ей не удалось. Перед ней стоял выбор, как у «угнанной в Германию». Она могла попасть в тюрьму или остаться на воле, поднимая народное хозяйство в Эстонии. Тётя Дуся и семья решили, что лучше быть на воле. Работа в Эстонии была тяжёлая: она валила лес, работала на земляных работах и все работы делались вручную. Жили в бараках, есть было нечего, да и «лесные братья» совершали набеги и могли расстрелять как «пособников Советов». Но всё для неё закончилось благополучно. На лесоповале она познакомилась с будущим мужем, старшиной Советской Армии. В 1951 году у них родился сын. Бабушка Устя вспоминала, как в конце декабря 1943 года глубокой ночью в окно бани постучал всё тот же соседский мальчишка и закричал, чтобы все немедленно собрались и ушли в лес. Зачем, почему — никто не знал, единственное, что жители деревни поняли, что их ведут в партизанский отряд. Армия готовилась к прорыву Ленинградской блокады и перед партизанами стояла задача выбить из деревни немцев. Для этого они стали стрелять по деревне. Одним из первых выстрелов из пушки был разрушен немецкий штаб. Бабушка Устя, вспоминая эту ночь, говорила, что все этому событию радовались. «Даже мы, хотя и понимали, что остались без дома. Но мысль о том, что ненавистных фрицев наконец-то выгонят, была сильнее». В эту ночь из 400 домов в деревне целыми остались только 99 дома.
Дед Eгор из-за болезни умер осенью 1945 года. Осталась только одна его ф
отография, которую сделал немецкий офицер осенью 1943 года. На ней дед Eгор запечатлён в тот момент, когда на ручной мельнице молол зерно. Отдавая бабушке Усте фотографию, он сказал, что сделал их две. Одну карточку пошлёт семье, пусть увидят, какие русские варвары. «Вы должны быть нам благодарны, что мы, Великая Германия, принесли вам цивилизацию!».
У Григорьевых было пятеро детей. Четверо из них, все вместе пережили оккупацию, старшая дочь, Анна, к началу войны была уже замужем, жила в Ленинграде и имела дочь. Eё муж в первые дни ушёл на фронт, осенью 1941 её вместе с дочерью эвакуировали вместе с заводом в Нижний Тагил. Весной 1943 года тётя Аня потеряла сразу двоих родных — мужа и дочь. Сначала пришла похоронка на мужа, недели через две на пожаре в детском саду погибла и её дочь. Но на этом злоключения тёти Ани не закончились. Из-за похорон дочери она опоздала на работу на пять минут и по законам военного времени её осудили на год лагерных работ. Тётя Аня подала прошение на имя Сталина и судимость через три месяца после вынесенного приговора сняли. Тётя Дуся всю жизнь прожила в Эстонии, умерла в 1976 году, тётя Аня так и не вернулась домой, осталась в Нижнем Тагиле, умерла в начале 90-х годов. В родной деревне всю жизнь прожила только одна дочь — Eкатерина. В середине 50-х годов, демобилизовавшийся после срочной службы, соседский пацан рассказал бабушке Усте о чём они «секретничали» с дядькой Eгором. «Он рассказывал, какие немецкие составы, когда, куда и с каким грузом шли. Я эти сведения передавал партизанам… Так, что его можно тоже считать партизаном, хотя ни в каких списках партизанского отряда он не числился».
Прапрадед Толя также пережил оккупацию. Курить, чтобы перебить голод, он начал в девять лет. Курил всё: самосад, табак, если удавалось их достать, высушенный мох. Деревня, где жили Сыровы, стояла на трассе Москва -Ленинград и по ней шло передвижение немецких частей, военной техники. Наши самолёты часто их бомбили. Во время одного из авианалётов дедушка Толя получил контузию, из-за которой и остался глухим. Eго папа, мой прапрадед Саша (его отчество бабушка Вера тоже не знает) на фронт ушёл добровольцем в августе 1941 года. Умер в 1944 году. Бабушка Вера, всегда считала, что погиб на фронте, но её двоюродный брат совсем недавно рассказал, что деда Сашу комиссовали в мае 1944 года из-за тяжёлого ранения и он вернулся домой. Поздней осенью, когда лёд на реке был ещё тонким, дедушка Саша перевозил на санях колхозное зерно с одного берега на другой. Лошадь провалилась, и дедушка Саша в холодной воде распряг её. Старался спасти зерно. С берега пришла подмога, сани с зерном спасли, а дед утонул.
Я не один раз слышала рассказ бабушки Веры и всегда удивлялась силе духа моих прапрабабушек Устиньи Петровны и Ольги Степановны. В такое тяжёлое, трагическое время они сумели сохранить детей. преодолевая страх и беспокойство за своих близких, воевавших на фронте, угнанных в Германию и не имеющих от них долгие месяцы ни единой весточки. Но верящих и надеющихся на долгожданную встречу с ними. Верящих, что «Победа будет за нами!»
