Мария вошла в избу с окровавленным ножом в руке, растерянно посмотрела на свою маму, которая сидела за столом и спокойно пила чай, и сокрушенно воскликнула:
— Мама! И что мне теперь с ним делать?
Мать, уставившись на кровавый нож, сначала замерла, затем справившись с ужасом, прошептала:
— С кем?..
— С мужем, мама! – В глазах у дочери сверкали странные молнии. – Он там валяется.
— Маша, ты что наделала?.. – В горле у мамы все сдавило. – Ты вся в крови…
— Где это — вся? – дочь испуганно начала осматривать свое платье.
— Да вон, на рукаве…
— Вот ведь… — Мария недовольно сжав зубы, уставилась на кровавое пятно. — Я еще и выпачкалась… И кто мне только посоветовал за него замуж выходить? А теперь — вон чего? – И она затрясла все тем же окровавленным ножом в воздухе.
— Манька, мне сейчас станет плохо… — Мать положила руку себе на грудь. – За что ты его?..
— Как за что, мама? Он же стал слишком бойкий. Житья никому не давал.
— Не давал житья?.. — У матери странно затуманились глаза. – И ты его?.. И спокойно про это говоришь родной матери?..
— Эй, мама… – Мария насторожилась. – Ты чего это такое бормочешь? Ты, что ли, заболела?
— Это ты, похоже, заболела! – яростно засипела мать. — Взяла, и своего мужа зарезала. И матери еще хвалишься. На тебе его кровь! А ведь вы с ним всего несколько месяцев прожили.
— Это не его кровь, мама. Петуха.
— Петуха? – Мама очень долго смотрела на дочь. — Господи… Слава Богу… А я уж думала, что ты мужа — того…
— Думала она… – Дочь устало опустилась на стул. – И все-таки, что с ним делать, ума не приложу.
— А что с ними обычно делают? В горячую воду опусти на минуту, потом щипай. Как будто в первый раз.
— Ну, мама! Ну, что ты, в самом деле? Я же тебя не про петуха, а про мужа спрашиваю. Он же там во дворе валяется.
— Манька! — жалобно закричала мама. — Хватит надо мной измываться! Ты кого сейчас порешила – петуха или мужа?
— Конечно, петуха!
— Тогда почему у тебя муж валяется?
— Потому что он, оказывается, слабонервный. Я же тебе говорю-говорю, а ты не понимаешь. Я решила от одного лишнего петуха избавиться. Они же, когда их много, постоянно дерутся. Вот я Кольке с утра и говорю: «Бери нож, надо одного петуха пустить на мясо». А он глаза на меня вытаращил, и ни в какую. Я, говорит, на живое руку никогда не подниму. Целый час я его уговаривала стать мужчиной. Потом плюнула, решила сама это дело сделать. Опять ему говорю – пошли во двор, я тебе покажу, как это все делается. Чтобы в следующий раз ты не позорился, и сам этим занимался. Ведь у нас в семье ты мужчина, а не я. Он опять стал упираться. Но я его за рукав, и из дома вытащила. Только с петухом разобралась, вдруг слышу за спиной – бряк! Оборачиваюсь, а мой муженек на земле валяется. И лапки — в разные стороны.
— Как это – в разные стороны? – опять испугалась мама. – Он что, все-таки помер? От разрыва сердца?
— Да нет, мама, живой он. Очухался уже. Только вот лежит, и как баба причитает — как я могла такое с живым петухом сотворить? И вот ты скажи мне, чего теперь с ним дальше делать, мама? Он ведь так каждый раз падать будет. А у нас живности в хозяйстве очень много. Неужели мне из-за этого с ним разводиться придется? Что делать?
— Ничего! Жить и все!
— Ох, – вздохнула сокрушенно Мария. — Вроде все в нем хорошо… И мужик он работящий, и люблю я его даже, но теперь он мне кажется каким-то беспомощным. Говорили мне девки, что за городского парня лучше замуж не выходить.
— Глупости они тебе говорили, твои девки! Сами сидят незамужние, и тебя с пути сбивают. Настоящих-то деревенских парней теперь днем с огнем не сыщешь. Так что, ты, Маня, давай-ка раньше времени не паникуй. Скажу тебе по секрету, Мария, и твой отец тоже не сразу этому делу научился. Тоже рыдал, когда я просила его кур на мясо пустить. А потом – как-то само собой получилось. Наверное, мужская гордость свое взяла. Они же — эти мужики — все очень гордые, хотя и слабее нас во сто раз.
— Ты думаешь, Колька тоже сможет?
— А куда он денется? Раз переехал жить из города в деревню – придется смочь. К тому же, вкусно покушать, я заметила, он очень любит. А любишь кушать – люби и мясо добывать! Так что, время пройдет, и все встанет на свои места.
В это время дверь скрипнула, и в избу вошел бледный Николай. Женщины сразу замолчали, теща жалостливо посмотрела на зятя, и ласково спросила:
— Что, Коленька, дурно тебе?
— Дурно, мама… Ох, дурно… — простонал Николай, садясь на диван и стараясь не смотреть на жену.
— Ну, ничего… Скоро обедать будем, тебе сразу и похорошеет. Ты жареную курицу будешь, или лучше ее потушить?
— Курицу? – поморщился зять. — А кроме курицы ничего больше нет?
— Ну, петуха пока еще даже не ощипали. А курочка уже замаринованная, осталось только в духовку засунуть.
— Курица из магазина?
— Ну, зачем же из магазина? У нас куры на столе всегда свои. Из нашего личного хозяйства.
— Свои… – Николай тяжело вздохнул.
— Ага. И они тебе, кажется, очень даже нравятся. Так, все-таки, жареную или тушеную тебе приготовить?
— Лучше жареную…
Николай опять вздохнул, и наконец-то, посмотрел на жену. И взгляд его был теперь виноватый-виноватый…
